«Нелли Фелгейт. Это моя бабушка Фелгейт сказала мне, что мама в Канаде».

Король Георг достает пачку карт и начинает раскладывать пасьянс.

«Это его успокаивает. — Королева Елизавета смахивает со лба бисеринки пота. — Мы не знакомы с Фелгейтами, дорогая. Не так ли, Дейви?»

«Не припомню ни одного с тех пор, как вернулся из К-к-ка-нады».

Его жена многозначительно смотрит на него:

«Но мы не были в Канаде с начала войны».

«Это было еще до войны, — говорит Мэри. — Может быть, лет пятнадцать назад. Ну то есть, мне же не так много лет».

«Что ж, как вы видите, вашей матушки с нами нет. — Королева становится более резкой. — Она никогда не была замужем за твоим отцом. Официально. Он был солдатом. Сегодня здесь, завтра там. Ей следовало подумать об этом заранее. В отличие от многих других вам повезло, что миссис Фелгейт присматривала за вами. И дедушка тоже. Хотя они могли делать это и лучше».

«Вы ошибаетесь, — говорит Мэри. — То есть в том, что вы говорите, есть какая-то ошибка, потому что вы никогда бы не сказали так о моем дедушке, если бы знали его. Он говорил, что вы позорите нашу страну, что вас следует изгнать, а всю вашу собственность перераспределить!»

«Мы — дух этой страны, дитя мое! — Королева Елизавета гневно складывает ручки на круглом животике. — Постыдитесь!»

«Он говорил, что вы тупые сумасброды. Если бы для того, чтобы сохранить единство империи, нам была нужна монархия, мы бы вполне обошлись куда более дешевой, чем ваша!»

«Фелгейты были такими заурядными! — сердито фыркает королева. — Не лучше, чем Газали. Потомки морских пиратов. Отребье самого низкого сорта. Вам должно быть стыдно. Но мы к этому привыкли. Вы думаете, мы не читали, что о нас пишут в газетах? Но, как говорится, живи и давай жить другим. Тебя могли бы отправить в темницу. Да-да. Или насадить твою голову на копье, у Ворот изменников».

Когда Мэри угрожают, она всегда начинает дерзить еще больше:

«Дедушка говорил, что в глубине сердца вы дикие гунны, и что рано или поздно вы покажете себя в истинном свете. Он говорил, что, когда вы приехали сюда, у вас не было даже ночного горшка, а теперь владеете половиной нашей страны!»

«Н-н-никто не говорил, что мы совершенны, — отрывается от карт Георг VI. — Успокойся, малышка. Идет война. Нам нужно держаться вместе. У меня был т-трудный день. И у т-твоей мамы тоже».

«Осторожно! — Королева встревожена. — Кто сказал, что я и есть ее мать?»

«С-сорвалось с языка. П-прости, любовь моя». Король Георг переворачивает две карты.

Теперь Мэри вцепилась в них, как терьер в свою добычу, и уже не отстанет.

«Дедушка говорил, что вас нужно выдворить из Лондона и заставить жить в деревне. А если вам там не понравится, сказал он, то вы должны уехать в Шотландию и жить там. Но такое он предлагал только тогда, когда бывал в добродушном настроении. Обычно у него наготове были для вас фонарные столбы».

«Деточка, ваш дедушка умер. — В облаке бело-голубого шифона королева Елизавета садится. — И вся ваша семья тоже. Так что отправляйтесь восвояси. Теперь вы совсем одна».

Возмущенная этим ударом ниже пояса, Мэри нападает снова:

«Он сказал, что вы не изменились, то есть внутри, под маской. Думаю, он был прав. Что вы сделали с его пенсией?»

«Никогда ее не т-трогали. — Не оставляя пасьянса, король Георг ослабляет галстук. — П-послушай, если ты будешь п-про-должать в том же духе, я вызову полицию. Мы не обязаны т-терпеть этот бред. Мы делаем свое дело. Все так г-гово-рят».

«Кроме тех, в Ист-Энде»

«Пуп Земли этот Ист-Энд! — Королева уже овладела собой. — Это все иностранная пропаганда, это пятая колонна и прочие агитаторы будоражат простой народ и внушают ему недовольство. Мы спускаемся к ним и проявляем заботу. Скоро все успокоится. Мы даже детей с собой берем. И они тоже носят форму. Чего же больше?»

«Пенсию можно было бы и вернуть!» Мэри знает, что разъярилась так из-за дедушки. Ему бы понравилось, как она использовала этот шанс, и она знает, что сделала это ради него. Если она перестанет накручивать себя, то они перестанут казаться ей ужасными. В конце концов — люди как люди.

«Никто не отбирал у твоей семьи пенсию, насколько я знаю».

Мэри решает, что с нее хватит. Вернувшись к выходу, она обнаруживает, что отец ушел. Может быть, из-за ее плохого поведения его сняли с боевого поста.

«Папа?»

А может, он дезертировал?

За ней устремляется целая туча полицейских, и она сворачивает на Холборн и бежит до Хаттон-Гарден. Полиция устремляется по ложному следу вниз по лестнице на Фаррингдон-роуд, которая блестит от воды, так как начинается прилив. Мэри испытывает душевный подъем, как будто она только что сделала что-то стоящее, как Патрик. Она так счастлива, как много лет уже не была.

«Скажи, что именно тебе нравится в Стране грез?»

Весело насвистывая, она идет в сторону Тоттнем-Корт-роуд, твердо зная, что если дальше пройти по Шефтсбери-авеню и вниз по аллее Молл через парк Сент-Джеймс, то она увидит Букингемский дворец в виде кучи щебня и серых камней на дороге. Иначе почему тогда король и королева сидят за карточным столиком на станции «Холборнский виадук», пьют чай и раскладывают пасьянсы, как любая другая бездомная супружеская пара? Она чувствует себя немного виноватой: не слишком ли сурово она с ними разговаривала? Но прежде всего она верна своему покойному деду. Более чем верна.

Британия умеет веселиться!

Перевернув страницу «Вуманз уикли», сестра Китти Додд вдруг испытывает прилив хорошего настроения, который, как она убеждена, исходит от ее пациентки. Вот что в будущем году мы адресуем всему миру на Фестивале Британии. На следующей странице вы видите джемпер, носить который будет, наверное, очень весело, поскольку на нем вышит символ Леди Фестиваля, и смоделирован он в легком летнем стиле!

Сестра Китти Додд берет присланный ей бесплатный буклет, рассказывающий об удивительных мероприятиях и выставках Фестиваля. Сама она уже решила для себя, что именно хочет посмотреть, а теперь собирается послать брошюру своему брату в Корк. Он просил об этом, потому что хочет приехать на Фестиваль вместе с женой и посмотреть все самое лучшее.

Не трубила труба, барабанная дробь
В этот час была не слышна,
Лишь туман наплывал на холодный причал,
И терялась вдали земля.

Оказавшись снова на Сохо-Сквер, Мэри садится на свою обычную скамейку, чтобы отдохнуть в мягком тепле, которые оставили за собой солнечные люди. Слева от нее Гермиона Джингольд, а справа — Джун Хейвок.

«Вот это и есть жизнь? А, мои дорогие?» И Гермиона смеется своим утробным смехом.

Светло-желтая причудливая форма, в которую одета Джун Хейвок, придает ее лицу желтоватый оттенок. Обидится она, если ей сказать?

«Я видела твою куклу, Мэри. Помнишь какую? Королевская семья пыталась найти ее для своей маленькой девочки».

«У них больше нет маленькой девочки. Но я буду рада, если ты присмотришь за куклой, когда ее увидишь». Мэри особенно нравится Джун.

«Она скоро вернется из Канады, я в этом уверена. Знаешь, сколько теперь стоит билет? Больше двадцати фунтов. — Джун открывает пудреницу и хмурится, взглянув на себя в зеркало. — Вот что значит не кушать как следует. А вот и мальчики».

Из-за угла с Фалконберг-стрит сворачивают трое морячков: одного роста, плечом к плечу, они идут ровным шагом, насвистывая песенку.

Джонни вновь пустился в море,
На соленый океан,
А подружка в Ливерпуле
Может волю дать слезам…

«Кажется, вы не прочь немного поразвлечься? — подмигивает им Гермиона. — А ну, бравые молодцы! На месте стой, раз-два! Только что сошли на берег?»

«И часа не прошло, дамочки! — говорят они в унисон. — Идем в город!»